"У найкращої подруги день народження, і тобі хочеться побажати їй найкращого, аби вона була невимовно щасливою, любленою і закоханою, щоби дітки не хворіли, а робота робилася легко, щоби мандрів було багато - тими містами й містечками, про які вона мріяла, щоб на її поличці з шарфиками завжди були нові, красиві й надихаючі, щоб бібліотека зростала, а з нею і дім, аби вечері вдавалися смачними, а сніданки були легкими й романтичними, і щоб вистачало часу на обід. Ти хочеш, аби її кава була зі смаком шоколаду, а нові туфлі не муляли, аби торт "Моцарт" їй вдався досконало, бажаєш, аби в твоєї найкращої подруги вистачало часу на світлі й веселі дівчачі посиденьки, аби вона ніколи не хворіла й не мерзла в ноги. Ти стільки-стільки-стільки їй сказала б, але не можеш, бо тобі бракує слів. Ти просто обіймаєш її міцно, цілуєш у щоку й вітаєш з Днем народження. І дивуєшся собі, що навіть це ти змогла зараз вимовити". Н. Гербіш
первый раз в жизни я получила укор в ответ на свое доброе отношение. "люди злые, а ты слишком добрая, это плохо" и я буду обижать тебя, пока ты это не поймешь
Говори со мной. Говори со мной. Говори со мной. Над холодными водами мира взойдет заря. Все заблудшие корабли возвратятся к пристани, Даже те, что навек затерялись в седых морях. Все несказанные слова обратятся птицами, Будет горд и стремителен царственный их полет, Засияет надежды свет на усталых лицах, и Тот, кто был неспособен понять, наконец, поймет. Говори со мной. Я устала сражаться с мыслями. Расскажи мне, как тени все время спасают свет, Как беспомощно-хрупки порой прописные истины, Как бессовестно врут заголовки дневных газет И рекламные бренды, и вспышки салютных выстрелов, И трактаты великих, и люди – глаза в глаза. Говори со мной. Я же здесь… Я всю душу выскребла, Докричаться пытаясь в холодно-немое «за»... Говори, что не сбиться нам, не разбиться нам, Говори, что для тех, кто верит, пределов нет, И когда он вернется – она будет ждать на пристани. Будет радость, и будет правда, и будет свет. Обещай, что мы все это выдержим, стерпим, выстоим?
Полчаса до зари. Океаны горят внутри.
Г о в о р и с о м н о й г о в о р и с о м н о й г о в о р и с о м н о й. Где бы ни был ты. Кем бы ни был ты – Говори…
Случаются дни, когда вроде бы не происходит ничего особенного, но на тебя внезапно накатывает невероятное счастье; ты перебираешь старые вещи или, подойдя к прилавку старьевщика, вдруг видишь точно такую же игрушку, какая была у тебя в детстве, или кто-нибудь нежно берет тебя за руку, или раздается звонок, которого ты уже не ждал, или тебе говорят что-нибудь хорошее, или твой ребенок обнимает тебя — он ничего не просит, только хочет на минутку почувствовать твою любовь.
Ужасно. — Странная штука любовь, — сказала как-то раз София. — Чем больше любишь кого-нибудь, тем меньше он думает о тебе. — Так и есть, — согласилась бабушка. — И что же тогда? — Любишь дальше, — горячо ответила София. — И все ужаснее и ужаснее.
И она встречает его - так вышло, у него простой и холеный вид. Ей за час до этого сообщили - он придет и сердце стучит, стучит, словно кто-то просится там наружу, и дыханье кончилось как назло. Может, он захватит с собою душу и вернет ей, - очень бы повезло.
Но вот он пред нею - улыбка-детство, без успокоительных и души. И смотри на эту причину бедствий - дружески, хоть карандаши поломай в ладонях под барной стойкой, или хочешь - до синяков себя бей. Он с тех пор красивее вот на столько, и она настолько же вот черствей.
И они выходят курить в подвале, разговаривают о пустяках. Она молит - только бы не позвали и считает блики в его глазах. Он не смотрит прямо - то пальцы скрестит, то сумбурно жалуется на жизнь. И она смеётся на мысль о мести - ты хоть на ногах-то своих держись, ты хоть голову подержи-ка прямо, пораскованней, и смотри вперед. И о чем он думает? Нету драмы, а что больно - наверняка пройдет.
И в ее душе закипает радость и надежда - вязкая, словно клей. И она ругает себя за слабость, в этой сказке очень плохой злодей... Добрый, тонкий, в-общем, ненастоящий - ему не ружьё - леденцы дарить. И он снова станет ее пропащим, а она научится как-то жить. И не ждать. Совсем. Загореться снова - кем-то старше, денежней и мудрей... Она очень хочет найти такого, но оно не любится. Хоть убей.
И когда придется им распрощаться - в этот раз, наверное, навсегда, она будет скомканно улыбаться, и на все вопросы ответит да. "Ты здорова?" "Счастлива?" "Оклемалась?" "Тебе больно? Горько? Уже не так?"
Он её целует едва касаясь и уходит, что-то зажав в кулак.
Кто-нибудь поймет..... вот они - зная друг друга примерно два года - расстаются на долгое время, если не навсегда, за окном стоит солнечная погода, у них обоих абсолютнейшая свобода: у него в кармане приказ о сокращении штата, у нее - пргласительный в Майами Эд Скул; он едет на встречу, вспоминает все их немногие даты, и размышляет о том, что те, кого мы любили когда-то, по прошествии времени навевают сладостную тоску.
читать дальшеон, как всегда опоздав, с улыбкою извинится, достанет сигаретную пачку, и осечётся - увидев табличку с просьбою не курить; схватит меню, на пару минут найдется: будет смешно мусолить несчастные три страницы, громко сам себя спросит: «Что будем пить?». Нескладно пошутит, что, мол, не следует волноваться: всегда же можно вернуться; словом, сделает все, чтоб не признаться - он, который вообще не в силах заткнуться, - как ему с ней приятно не-говорить.
у них с полчаса, но время здесь не при чем: с ней - либо болтать обо всем на свете, либо молчать ни о чем; она из разряда тех, с кем он - кусок оголенной меди, его пробирает, когда она просто поводит плечом. - слушай, как это странно… завтра между нами окажутся города - да что города! - целые страны! Пока они вместе, он себя ощущает богаче чем Крёз, и это чувство даётся ему без труда, как только она уедет, всё, чем он будет владеть всерьёз - исключительным правом на "более никогда".
впрочем, едва они деликатно поговорят, немного скованно помолчат – у них не так чтобы много тем, которые стоило б обновить – как он вдруг понимает: ведь есть и жж, и аська, и скайп, и чат - так что смешно прощаться всерьез – только было б о чем говорить; только все эти средства боль превращают в дешёвку, они мельчат, но не в силах ни боль до конца отменить, ни тот факт, что воспоминания, которые больше всего горчат, слаще всего хранить.
короче, они потратят время на пустяки, поулыбаются, понарасскажут друг другу планов; он ей, конечно, не скажет о самом главном, он не поставит точку в конце строки, как не поставил точку для их романа, надеясь, дескать, что это добавит лоску, когда их однажды где-то ещё раз пересечёт… пора прощаться. она поправляет прическу, он допивает свой мокка; и вот тут ему действительно становится одиноко – ещё до того, как приносят счёт.
они выйдут на улицу - она с сумкой, он с пустотой; поцелуют друг друга как старые добрые, разойдутся на шаг: она смеётся, он любуется напоследок ее красотой, - а в глазах вдруг чернеет, как будто вороны целой стаей над ним кружат; когда они расходятся в разные стороны, он оборачивается ей вслед и пару секунд чего-то ждет, словно чему-то должно произойти: словно не здесь разойдутся у них пути, словно она сейчас никуда не уйдет.
ничего, конечно же, не произойдет. светит солнце, в парке громко смеются дети.